Далет, Хозяин, The Dictator, l'Autocrate, Der Herrscher
Цикл Любви Зарождение
Москва 1980 год
Однажды в апреле мы пошли на футбол. Не то, чтоб я был фанат, иль
еще что, но батя мой женился второй раз на «деда Васиной» дочке. Бабушка
моя кривилась при одном поминании «этих чекистов», но что она могла
сделать? Да и «мачеха» моя что надо. На мозги не давила, но и... В общем,
нормальная мачеха.
А самое главное, «деда Вася». Он мне чуть что портрет деда под нос
и почти шепотом:
«Он Граф, понимаешь?! Русский Граф, даром что немец! Не было бы
таких, как он ничего б не было. А ты кто?!
Ты почто деда позоришь?! Ты смотри! Ты хоть и внук моего начальника,
но я ежель что... Рука не дрогнет, заруби на носу!»
Я смеялся. «Деда Вася» только лишь на словах был такой грозный. На деле
он всегда (даже по дому) ходил с этакой суковатой тростью в мешковатом
спортивном костюме со значком «Почетный Чекист», постоянно беззлобно ругался
и... баловал меня невозможно.
Не верьте большинству рассказов про чекистов и бывших разведчиков,
«деда Вася» был человек очень набожный, всю жизнь ходил в церковь (правда
там свой значок он скрывал под пальто), любил и выпить, и рассказать про
«дела». Правда, больше всего он любил рассказывать не про себя, но своего
непосредственного начальника моего деда. У него была целая коллекция
фотографий военной поры, а одна из них была увеличена до половины моего
роста и постоянно висела в гостиной дома моей милой «мачехи».
На фотографии стоял дед, деда Вася и еще трое офицеров их группы. Все
Герои Советского Союза. Мой дед трижды. Посмертно. На всех пятерых
пятнистая форма гитлеровского десанта. У всех пятерых рукава курток
десантников закатаны до локтей и такие типичные белобрысые эсэсовские
физиономии с трофейной хроники. У всех пятерых Железные Кресты за разные
подвиги. У моего деда Рыцарский Крест с Мечами и Дубовыми Ветками,
эквивалент Золотой Звезды Героя для «наших» с той разницей, что «Рыцарский
Крест» полагался лишь Баронам по Крови.
Они сидели на обломках какойто мраморной то ли колонны, то ль
статуи. И на соседней колонне черной краской написано: «Привет Фатерлянду из
солнечной Греции. Мы сели на Крит!" Разумеется, понемецки. Слово «сели»
было употреблено именно так, как по сей день его применяют немецкие
парашютисты.
Сели, закрепились и пять дней подряд отбивали атаки греков и англичан,
не выпустив несчастных из окружения и не потеряв ни единого офицера. Всех
к Крестам за сей подвиг. Всем повышения по линии немецкого Абвера. И
Благодарности за сие от нашего Разведуправления. Май 1941 года.
Героями Советского Союза все пятеро станут позже. Именно потому, что в
тот майский день их за проявленный героизм возьмут в Абвер. Жизнь
странная штука. Запутанная.
Ну, да я отклонился. Суть дела в том, что у деда Васи помимо моей
милой мачехи был и сын. Сычев Валерий Васильевич. Скажем так, высший
офицер некоей забавной конторы. Глубокого Бурения так сказать. А у дяди
Валеры в свою очередь сын. Сычев Александр Валерьевич. Для меня просто
Сыч.
Сыч был старше меня на три года и во всем вел себя как старший брат.
И в то же самое время капельку оруженосец. «Деда Вася» невольно приучил
его, что мой дед Граф, а Сычевы так. Из «служивых». А стало быть
должны слушать. В общем, я слушал Сыча, потому что он был сильнее и
старше. Он, потому что я Граф.
А теперь про футбол. Стоило мне поступить в Универ, как я с подачи
Сыча оказался неважно где, с тою разницей, что нас «пасла» не милиция, но
как раз эти самые из «Бурений».
И вот однажды Сыч раздобыл краснобелые шарфы с шапочками и мы пошли
«погулять». В общем, одному из наших попали палкой с гвоздями по лицу.
Развалили щеку до черепа. Ято парня не знал, говорили, что он филолог, да
кто ж его знает, мы сами первокурсники. В общем, когда мы их добили, Сыч
взял эту дубину с гвоздями и пару раз шарахнул ее хозяину по заднице. А
потом промеж ног, чтоб знал, как Родину любить.
Затем мы сложили этих гадов у ментуры и звякнули дежурному. Пусть
разбирают. И вот тут загвоздка. Пока поход, пока драка, спартаковские
шарфы хороши. А вот когда парню попали гвоздем... «Спартак» как раз
вернулся в высшую и Москва встала на уши. Краснобелые вышибали красносиних
и белоголубых из кабаков. Возвращались, так сказать, «к границам семьдесят
пятого года». Так что менты на всех фанатов смотрели волками. А на
краснобелых...
Филолога нужно было к хирургу, а в любом травмпункте по Москве пост.
Увидят наши шарфики«петушки» цоп и аляулю...
Тут я вспомнил Хирурга. Ленка представила нас друг другу на одном
сэйшене. Одной девке с «колеса» стало не по себе, и он откачал ее в
полминуты. Короче, я его знал, он знал меня, а самое главное я знал, что у
него сегодня дежурство в мединституте!
Я шепнул Сычу, его псы бросились на шоссе и тормознули целый автобус.
Мы с Сычом затащили в него истекающего кровью филолога и назвали адрес и
цену. А Сыч уже из окна заорал, что Паша«опарыш» за старшего и чтоб все в
общагу. Пусть вытряхивают баб из постелей, возьмут ящик белой в оперкомнате
и раскрутят Гочу на «сушняк». Сегодня ночью большая пьянка, в конце
драка. Завтра все синяки на это списать.
Автобус довез нас до институтской больнички, мы отдали сколько
обещано, и водила пожелал нам удачи.
Мы вошли в приемный покой и нам навстречу Хирург. Увидал нас, сделал
квадратные глаза и цедит:
«Не знал, что ты фанат».
Я отвечаю:
«Пошел ты! Просто сегодня двадцатое. Апреля. Вся мразь стеклась в
город. Не в костюмах же нам ее привечать?!»
Так Хирург, как дурак, уставился на календарь. Я уж решил, что он не
понял, да тут вылетает такой старикашка. Сам низенький, морда вредненькая,
пенсне, как у Чехова, в жилетке, лысый, шнобель такой, что рядом с ним клюв
нашего Хирурга курносый. Вылетает и противнымпрепротивным голоском:
«Фанаты? А ну пошли отсюда...»
Тут Хирург цепляет дедушку за рукав и говорит:
«Это не фанаты. Я их знаю. Это у них как камуфляж».
Тогда дедок вперивается в Хирурга и говорит:
«Война кончилась лет сорок назад и я...»
А Хирург ему промеж глаз:
«Война не кончилась. Сегодня двадцатое апреля. И сегодня они прямо
с войны...»
Дед поворачивается и тоже, как дурак, на календарь. А потом как заорет:
«А вы что здесь стоите? Вы же врач! В перевязочную больного! В
перевязочную».
Сыч поволок филолога. Хирург побежал указывать путь, а я остался с
дедком. Неудобно оставлять его одного. Он снял свое пенсне, посмотрел на
меня близорукими, огромными глазами и протягивает белоснежный платок:
«У Вас кровь, молодой человек».
Я утерся шарфом, посмотрел и порадовался, что он краснобелый все не
так заметно. Он подержал в руках платочек и говорит:
«Знаете, похоже, я безнадежно стар. Начинаю упускать какието вещи.
Так и не довелось сходить на футбол. Представляете?»
Я улыбнулся, поморщился изза губы и отвечаю:
«Мне тоже...»
А он смотрит дальше и спрашивает:
«Раз Вы не фанат, подарите мне свой шарф. Мне очень надо».
Я гляжу на свой краснобелый шарф, а он уже наполовину совсем красный.
Я отрицательно качаю головой:
«Не могу. «Спартак» чемпион. А вот шапочку ради Бога».
Нахлобучил я ему свой краснобелый петушок и дед стал похож на
маленького пионера. Всем ребятам примера. Он, так и не одев свои очки,
ушел, а вместо него пришел Сыч.
Филолога нам вернули под утро. У деда были золотые Руки. У парня потом
не осталось и шрама!
А через неделю отловил меня Сыч, а глаза у него... Я спрашиваю:
«Что с тобой?»
«Промашка вышла. Это оказались не те. То ли панки, то ль
металлисты. Не те, понимаешь?»
Я чуть не сел. Едрена репка, а мы их так... Тут я вспомнил,
разозлился и говорю:
«А чего ж у них свастики на цепях?!»
«Так говорят, это не свастика! У нее рожки в другую сторону, а в
темноте...»
Тогда я взял Сыча за грудки и очень внятно сказал:
«Ежели на козлах свастика, мне по фигу в какую сторону загнуты ее
рожки. Их рога я загну в ту сторону, какую положено. Загну, загибал и
загибать буду. Вот такой я тупой и непросвещенный».
Сыч сразу приободрился и говорит:
«Там один на гвоздь налетел. Ему теперь девочки без нужды».
Я просто пожал плечами:
«Так ледто какой на улице! Мало ли кто поскользнется... Сидел бы
дома, раз не умеет гулять!»
А через месяц Оленьке пришла пора срочно почиститься. Мы с Сычом и
будущей Сычевой женой привезли ее к Хирургу, и он с подозреньем спросил:
«Твое?»
Я даже обиделся:
«Мое бы у меня выросло. Девка больно хорошая».
«Его?»
«Да пошел ты! У него его тоже бы выросло. Скоро вырастет. Сам гляди».
Хирург глянул на серую Ольгу, на нас и забрал ее. А когда сидели и
ждали, пока она отлежится раздавили на четверых. Так и подружились.
Раньшето я его знал лишь как Ленкиного старшего брата. Я тогда спал с ней.
И думал жениться. Мы все так думали.
Так что, не берите в секретарши девчонку, коя знает вас, как
облупленного. Не заводите от нее дочерей. А самое главное не дружите с
Хирургами, ежели его родная сестра родила вам дочурку в ваше отсутствие. И
никогда не дарите спартаковских «петушков» деду той самой девчонки, с коей
вам сладко спать. Можно поставить себя в дурацкое положение. На всю жизнь.
Да, на другой год мы опять собрались в апреле. Походили, поорали:
«Спартак» чемпион!" зашли к Хирургу, сказали, чтоб шел спать, или с нами
пить. Он пошел с нами.
В третий год я уже пошел с Ленкою. Сама напросилась. Опять никого.
Даже скучно. Завалили всей толпою к Хирургу и устроили сабантуй прямо у него
в перевязочной. Никто не удивился и не спросил кто мы и откуда. Мы не
удивились, что в перевязочной средь ночи столько врачей. Да сестричек.
А потом мы выросли и перестали бродить по апрельской Москве. Да и зачем
бродить? Тихо у нас. Тихо и покойно. Покрайней мере двадцатого апреля.
Сами понимаете ледок. Бродишь ночью как бы не поскользнутся.