5
... Значит, так. Для начала надо попытаться обобщить все, что нам стало известно о противнике, а потом уже наметить план дальнейших действий. Итак, Супероб. Киборг, по милости кучки ученых очнувшийся от вековой спячки и кинувшийся исполнять замурованную в его электронном мозгу страшную, но, в сущности, очень простую программу — убивать и разрушать всех и вся вокруг, полагая весь мир расположением противника, а себя – этаким отважным лазутчиком. «Все люди — враги», что–то знакомое название из старой классики... Впрочем, кто его знает, может быть, ничего подобного Супероб и не воображает себе, по той причине, что он вообще воображать не может?.. Что о нем было известно с самого начала? Да в общем–то, почти ничего. Его ведь никто и не искал специально, и на лабораторию, где он был разработан и создан в конце прошлого века, наткнулись совершенно случайно. Вулканологи–археологи, бес бы их побрал!.. Когда вулканическая порода, в свое время забаррикадировавшая входную шахту секретной военной лаборатории в толще горы, дала осадку, в возникшую пещеру отправилась, как это часто бывает, на свой собственный страх и риск, никого не предупредив, целая научная экспедиция из ближайшего сейсмоцентра. До сих пор остается загадкой, что же там, под землей, произошло и нечаянно ли кто–то из исследователей нажал роковую кнопку активации Супероба на покрытом толстым слоем песка и грязи пульте управления, или из глупого и детского желания посмотреть: «А что из этого будет?»... А было нечто очень страшное. Это уже потом стало ясно, что киборг пролежал все это время в герметичном сейфе–контейнере из брони толщиной с руку и поэтому неплохо сохранился. «Ожив», ван–рипль искусственного происхождения расправился со своими первооткрывателями быстро и безжалостно. Часть ученых он сжег плазмой на месте, а остальных догонял в узком подземном ходе и убивал чем только мог, включая и голыми руками, по одному. Крови потом там было — по колено... А потом киборг вырвался из подземелья на волю и приступил к выполнению заданной программы. Дело осложнялось тем, что разработки, которые велись в лаборатории, были не просто секретными а исключительно секретными — и, видимо, именно поэтому от них не осталось никаких документов ни в государственных архивах, ни в самой лаборатории. По этой же причине на лаборатории, когда в результате извержения вулкана она оказалась погребенной под толстым слоем лавы, поставили крест, а к окончанию всеобщего разоружения про нее и вовсе забыли. Те, кто знал о Суперроботе, либо предпочел держать язык за зубами и унести тайну в могилу, либо попытался поведать миру об этом, но был вовремя отправлен на тот свет или публично осмеян и выпорот в назидание другим любителям сенсаций... Пользуясь своими загадочными свойствами, Супероб сумел натворить много всяких гнусных дел, пока его пытались остановить и обезвредить старыми, испытанными способами. К тому же, вначале киборгу противостояли обычные милицейские формирования, кое–как собранные и наспех обученные: ведь от армий и прочих регулярных вооруженных сил человечество избавилось еще в середине пятидесятых... И «ожившему» роботу понадобилось пройти почти двести миль по европейскому континенту, оставляяя за собой длинный кровавый след и обломки разрушений, чтобы правительство Объединенных Наций, наконец, спохватилось и вспомнило, что теперь вместо армий у человечества есть хардеры. Тебе повезло — если можно назвать это везением. Еще никто не встречался лицом к лицу с этой машиной смерти. Во всяком случае, никто из живых... Ты же не просто видел Супероба вблизи, но и дрался с ним. Так что же ты можешь сказать о своем противнике, хардер? ... Он очень похож на человека. Более того, он неотличим от человека. Все правильно, разработавшие его конструкторы наверняка ставили перед собой задачу создать такого киборга, который не выделялся бы среди людей: все–таки речь идет о диверсанте, предназначенном для тайных действий. Однако, это еще не все. Супероб не просто является копией человека, он способен копировать какого–нибудь конкретного человека. Но для этого ему надо иметь информацию об этом человеке, причем не только о его внешности, но и о характере, образе жизни, привычках, умственных способностях. Проанализировав все это в очень короткий отрезок времени, андроид способен изменять свою внешность, подстраиваясь под избранный им персонаж. Неважно, как он это делает, главное — это мимикр, имитатор. ... Теперь становится понятным, каким образом Суперобу долгое время удавалось проскальзывать невидимкой сквозь заслоны и кордоны оцепления, уходить из самого безнадежного окружения и возникать то в одном, то в другом месте. Он просто–напросто в нужный момент копировал кого–то из тех, чей образ хранится в памяти его противника. Какой часовой отважится задержать и не подпустить к себе своего непосредственного командира, который даже во сне преследует его своими придирками? Какой ребенок убоится своего собственного отца и, наоборот, какой отец испугается своего дитяти?.. Кстати, это хорошо, что о способности Супероба к мимикрии до сих пор не догадался никто из штабных умников!.. Таких бы дров тогда наломали – только щепки бы летели! Потому что тому же часовому было бы предписано стрелять во всех без разбора, и «на всякий случай», из чрезмерной бдительности, люди бы принялись убивать друг друга... ... Понятно и то, почему, оказавшись в Клевезале, Супероб стал применять несколько иную тактику расправы с местным населением. Ввиду того, что данный населенный пункт мал по своим размерам, все здесь знают друг друга, было бы ошибкой просто начать убивать всех без разбора. Киборг поступил хитрее. Убив очередную жертву, он дезинтегрировал ее тело на молекулы и некоторое время напускал на себя ее облик, чтобы скрываться среди людей. Свидетелей убийства не было, и поэтому никто и не подозревал, что человека, роль которого играл киборг, уже нет в живых. Потом наступала очередь другого человека — и Супероб становился им, а того, кем он «был» до этого, клевезальцы начинали считать «исчезнувшим». И так длилась эта нескончаемая вереница «пропавших без вести» до тех пор, пока в городке не появился я. Вместо того, чтобы опрометчиво напасть на меня сразу, киборг присмотрелся ко мне, провел небольшую разведку в чьем–то облике, а когда я остался один — заманил меня в домик вдовы Паульзен, чтобы убить. Но когда у него ничего из этой затеи не вышло, он быстренько приспособился к изменившимся условиям. Теперь он знает, что, во–первых, хардера так просто не возьмешь, а значит убивать меня бессмысленно и опасно, а во–вторых, что мне известна его способность к мимикрии. Значит, в ближайшее время он должен изменить свою тактику. И здесь возможны несколько вариантов: либо он попытается сбежать с острова, либо... останется, чтобы докончить начатый геноцид в масштабах Клевезаля. Киборгу не должны быть присущи чувства, и если он здесь останется — а именно на это указывает его поведение — то вовсе не из желания отомстить мне за неудачу. Скорее всего, подчиняясь программе, он просто будет стремиться достичь стопроцентной победы. Те, кто создал эту дьявольскую тварь, вложили в нее убеждение, что успех может быть лишь полным. Если хоть одна боеспособная единица противника уцелеет, то в последующем именно она может нажать кнопку пуска – и тогда все действия Супероба окажутся напрасными... Что же он предпримет, если останется на острове? Скорее всего, постарается не допустить, чтобы меня поддержали горожане — в этом случае, облавой его могут просто загнать, как оборотня, а я, «неуничтожимый субъект», приду и нанесу решающий удар. Если у него неплохо развито аналитическое мышление, то он уже должен был осознать тот факт, что люди меня недолюбливают. Значит, будет всячески пытаться скомпрометировать меня в глазах местного населения, чтобы углубить и расширить наметившуюся трещину между мной и жителями городка. По принципу «разделяй и... убивай»... При этом он наверняка перейдет к открытому террору, рассчитывая, что в городке начнется паника, люди станут бояться друг друга (а больше всех — меня), и тогда легко будет перебить их поодиночке у меня под носом... ... Отсюда следует такой план оперативных мероприятий на ближайшее время. Первое. Принять меры к тому, чтобы киборг не мог покинуть остров. Как ни печально, но это означает, что ни один из жителей Клевезаля не имеет права отныне воспользоваться транспортным средством в виде парома, чтобы добраться до берега Озера. А если кто–то и попытается это сделать, надо всеми силами и средствами помешать ему это сделать. Если же и это не удастся, а это ближе к истине, потому что, если робот захочет покинуть Клевезаль, он наверняка может пройти по дну Озера до берега — ведь дышать–то ему не надо!.. Придется рекомендовать заслон–отрядам, блокирующим Озеро, открывать огонь по любому, кто появится на берегу... Второе. Необходимо наладить действенный учет и своевременное оповещение населения о потерях, будь то убитые или без вести пропавшие. Хотя это будет трудно, но попытаться надо. Для этого ввести сменное суточное дежурство в мэрии, и организовать постоянную связь между дежурным и мной... Ну, и третье. Поскольку киборг постарается всеми путями избегать повторного столкновения со мной, то придется мне самому искать его. Почти как ветра в поле... Если учесть, что мне противостоит машина, предназначенная для совершения диверсий «в тылу врага», то, значит, Супероб в первую очередь будет убивать не всех подряд, а тех, кто возглавляет органы власти, жизненно важные объекты и учреждения связи. Ведь не случайно же он начал свою подрывную деятельность на острове с убийства мэра, шерифа, начальника серверной станции, а вчера добрался и до вдовы Паульзен. Как говорили в одна тысяча девятьсот семнадцатом году большевики в России, сначала следует взять почту, телеграф, электростанцию, а уж затем — Зимний дворец!.. Следовательно, лучший способ действий для меня — это устроить засады и установить датчики обнаружения в непосредственной близости от вышеперечисленных ключевых объектов и субъектов. Но это мы оставим на ночь, потому что едва ли Мимикр полезет что–либо громить белым днем... Вот, кстати, еще одна загадка: почему он предпочитает действовать скрытно, убивая так, чтобы не было свидетелей? Опасается, что кто–нибудь в городке сможет оказать ему отпор? Но это смешно: с учетом его возможностей, Супероба, пожалуй, и заслон–отряд майора Пличко не остановит, со всем его вооружением и тяжелой артиллерией, если киборг рассвирепеет и ринется из окружения напролом! Неужели над ним так довлеет заложенная в его мозг программа, которая предписывает ему действовать исподтишка даже тогда, когда это неоправданно?.. Тут Лигум был вынужден прекратить свои, столь занимательные размышления. Не потому, что зашел в тупик. Просто он уже поднялся на вершину единственного в городке холма, где располагались владения отца Контуша. Церковь была деревянной и смотрелась снаружи, как на старинной картинке. Впрочем, уже потом вблизи Лигум разглядел, что для защиты от сырости и пожара доски были покрыты тонким слоем специального консервирующего пластика. Узорчатая чугунная калитка в заборе по всем правилам подделки под старину просто была обязана скрипеть, и хардер, толкнув ее от себя, с удовольствием убедился в этом. Лигум не очень разбирался в церковно–религиозных обрядах, но, открывая дверь в церковь, был уверен, что его взору сейчас предстанет душный темный зал с закопченными от пламени факелов и свечей стенами и равнодушно–злобными ликами святых, взирающими сверху на неистово молящуюся толпу. А отец Андерс должен размахивать над согбенными спинами верующих дымящимся вонючим... (как называется эта штука?.. впрочем, неважно)... и зычным басом то и дело провозглашать: «Помолимся, дети мои, за спасение душ невинных, загубленных исчадием ада!»... Лигум вошел и невольно остановился. Никаких мрачных интерьеров и исступленных фанатиков он не увидел. В церкви было светло, чисто и современно. Как в какой–нибудь интервильской дискотеке. Ковровая дорожка вела по проходу между аккуратными скамьями с высокими спинками к сооружению, напоминающему кабину диск–жокея. Возле стен в красивых позолоченных подсвечниках горели изящные, душистые свечи. Впрочем, их было немного. Как и людей. Лишь слева, у стены, преклонив колени перед портретом, изображающим респектабельного, полного величавого достоинства господина, беззвучно шевелил губами, словно подсчитывая сумму своих налогов, белокурый молодой мужчина в легком светлом костюме, а почти в центре зала на краю скамьи, откинув голову назад и сложив руки на груди, размышлял о чем–то строгий старик, одетый так аккуратно и тщательно, будто прямо отсюда собирался отправиться на дипломатический прием. – Вы к кому, молодой человек: ко мне или к Богу? — услышал он позади себя женский голос. Обернувшись, хардер увидел полненькую женщину средних лет, одетую не совсем обычно. Прямо поверх роскошного брючного костюма на ней красовался замызганный передник типа кухонного, а на ногах были протертые почти до дыр домашние шлепанцы. В одной руке у женщины была малярная кисть, пахнущая свежей краской, а во второй дымилась сигарета. – Не угадали, — сказал Лигум. — Я ищу Яромиру Такзей. – И зачем это она вам понадобилась? — осведомилась женщина, затушив окурок о рукоятку кисти и аккуратно убрав его в карман передника. — Вы, я вижу, тот самый хардер, который прибыл к нам вчера? Сколько вам лет, юноша? Вы так молоды, что я ни за что бы не поверила, если бы мне сказали, что вы способны убивать!.. – Извините, — сказал Лигум, — но если вы не знаете, где я могу найти госпожу Такзей, то я, с вашего разрешения, пойду. Понимаете, у меня очень мало времени. – Понимаю, — откликнулась толстушка и с веселым любопытством бесцеремонно оглядела хардера с ног до головы. — Только госпожу Такзей вы уже нашли, потому что это я. Кстати, можете называть меня просто Ярой. Как будто мы с вами старые друзья, понятно? У вас есть подружка? Или хардеры вообще не имеют права любить? Неужели вы даже ни разу не были в постели ни с одной женщиной? Лигум внимательно посмотрел на женщину. Судя по всему, она считала, что, во–первых, в общении между незнакомыми людьми нет ничего противоеестественного, а во–вторых — что в любом акте человеческого общении нет и не может быть никаких запретных тем. Этакая напористая непосредственность, граничащая с хамством. – Я бы хотел с вами поговорить, — сказал Лигум вслух, стараясь избегать каких–либо обращений к своей собеседнице. – Так в чем дело? Говорите!.. Только давайте сначала присядем, а то я с утра сегодня на ногах да ногах. Затеяла небольшой ремонт в притворе, – пояснила она так, словно хардер обязан был знать, что такое «притвор». – Больше–то некому, пастор, как обычно, шатается где–то, да и не станет он руки свои марать о грязное дело... Вот и приходится самой красить. Да вы садитесь, не стесняйтесь, — подбодрила она замявшегося юношу и, перехватив его взгляд на белокурого мужчину и строгого старикана, добавила: – Да этих можете не опасаться. Абсолютно безвредны... в том плане, что не любопытны. Молодой, — это Рай Артес, заведующий местным Информаторием. В Бога не верует, это он просто напускает на себя вид заядлого верующего. Ну как он может в Бога веровать, если по ночам всякой чепухой занимается? – Простите? — не понял Лигум. — Какой чепухой? – Да мистикой всякой... гадание, вызывание духов... заклинания разные по древним книгам... Ерундой, в общем, и ересью! Пастор уж не раз этому Артесу говорил: «Выкинь из своей башки всякую чушь!» — а он хоть бы хны!.. – Ну а старик? — осторожно полюбопытствовал Лигум. – О, это наша ходячая достопримечательность. Папаша Вальдберг, а имечко у него — ни за что не угадаете. Атом! Представляете? В молодости очень активно занимался политикой. Он же из этих... из Второго Поколения Рубежа. Их сейчас совсем мало осталось, вымирают потихоньку. В прошлом году даже какой–то историк к нашему Атому приезжал, все расспрашивал его о событиях семидесятилетней давности. А по части веры папаша Вальдберг — истинный ортодокс! Только водится за ним одна странность... Не молится совсем. Представляете? Придет вот так, каждый день в одно и то же время — они, «рубежники», наверное, все такими педантами были — и сидит как истукан. О чем думает, никто не ведает, но вряд ли молится — слишком горд, чтобы что–то у Бога просить... Так я все–таки не поняла... Вы сами в Бога–то веруете или как? Лигуму захотелось заткнуть уши, чтобы избежать переполнения мозга болтовней госпожи Такзей. Но он мысленно произнес самую успокоительную формулу аутотренинга, которую только знал, и спросил: – Скажите, а вы давно в церкви работаете? – Всю жизнь! — засмеялась Яра. — Сколько себя помню, папаша меня с собой брал. Он тоже здесь прислуживал, а помер — я на его место пришла... Работы здесь немного, сейчас немногие посещают храмы. Даже те, кто верует. Предпочитают дома сидеть. Вы вот обратили внимание, что у нас на улице народа не видать даже днем? А знаете, почему?.. Потому что больше половины работают на дому, здесь же почти что одни творческие работники проживают. Место тихое, уединенное, а с помощью компьютера они результаты своего труда переправляют на Большую Землю не выходя из дома. Такие и Богу–то молятся по компьютеру, прости Господи!.. – Значит, вы многих знаете в городке? — невозмутимо продолжал расспрашивать болтливую простушку Лигум. – Ну, есть за мной такой грех, а дальше что?.. – Мне необходима ваша помощь. Понимаете, в городке скрывается опасный киборг. Именно он убивает людей, не оставляя от них и следа. Есть все основания полагать, что действует он в обличии одного из ваших сограждан, и пока что не существует научных методов, позволяющих обнаружить андроида... Так вот, я прошу вас обратить внимание на всех тех, кто будет в ближайшее время попадаться вам на глаза. Только вы сможете распознать какие–то аномалии в поведении хорошо знакомых вам людей — а аномалии эти обязательно будут, ведь даже суперробот не в состоянии до мелочей копировать человека. И если что–то привлечет ваше внимание, я прошу вас немедленно сообщить об этом мне. Вот номер моего канала экстренной связи. — Хардер протянул Яре заранее приготовленную головизитку. — Договорились? Он ожидал водопада слов и потока эмоций, но Такзей, опустив голову, вдруг задумчиво притихла. – Вас что–то тревожит? — спросил у нее Лигум. — Или вы не согласны? – Как я могу быть не согласна? — вскинула она на него свои синие глаза. – Будто вы и сами не знаете, что никто не имеет права отказать вам в помощи и содействии!.. Нет, дело не в этом. Я с удовольствием помогла бы вам, но мне... страшно! — Она передернула плечами, будто в зале было холодно. – Предположим, я укажу вам пальцем на кого–то из тех, кто приходит в церковь причаститься, вы примчитесь и... И тогда вы убьете его, хардер? На этот вопрос невозможно было ответить ложью. – Возможно. — сказал хардер. — Но убивать я буду не человека, а того кибернетического дьявола, который выдает себя за него. – А вы так уверены в том, что сможете отделить, как говорит отец Андерс, агнцев от козлищ?.. Вы уверены, что сумеете убить человека, живого, мыслящего человека только потому, что вам показалось в нем нечто неестественное? Да каждый из нас бывает таким неестественным, что его не только за робота — за ходячий труп можно принять!.. Да, конечно, я знаю, что вам позволено многое, а во время выполнения задания — чуть ли не все. Но ведь есть такие вещи, которые не позволены никому, кроме Господа Бога! Вот скажите мне, сколько человек вы уже убили в своей жизни? Троих? Десятерых? Или счет идет на десятки, сотни?.. Лигум потрясенно молчал. Эта внешне никчемная и беспардонная болтунья каким–то образом сумела проникнуть в самую сокровенную часть его души и откопать там то, что неоднократно мучало и его самого во время приступов самоанализа. Он с трудом разлепил сухие, пылающие губы и с трудом выговорил: – Я буду очень рад, если вы откликнетесь на мою просьбу. Встал и, не оглядываясь, двинулся к выходу.
