* * *
Перед рассветом Тории захотелось умереть.
Подобное желание навещало ее не однажды но всякий раз невнятно,
смутно, истерично; теперь мысль о смерти явилась ясно, строго и без
прикрас величественная, даже почтенная мысль. Тория села на скомкан
ной за ночь постели и широко, успокоенно улыбнулась.
В дальнем отделении стола хранился ящичек со снадобьями; пузатый
флакон из темного стекла покоился на вате среди бездомных раскатившихся
пилюль Тория давно забыла, от каких именно хворей прописывал их бла
годушный университетский доктор. Жидкость во флакончике хранила от зуб
ной боли; баснословно дорогая и редкостная, она действительно оказалась
чудодейственной совсем недавно Тория спасала от жутких зубных страда
ний сладкоежкугорничную... Аптекарь, составивший снадобье, знал в тра
вах толк; вручая Тории флакончик, он десять раз повторял свое предосте
режение: не более пяти капель! Если вам покажется, что вы ошиблись в
счете сосчитайте заново, пусть лучше пропадет толика лекарства, неже
ли он, аптекарь, окажется повинен в истории с ядом...
Тория бледно усмехнулась. Больше всего на свете аптекари боятся
«истории с ядом»; будем же надеяться, что имя нашего добряка не всплы
вет в связи с безвременной кончиной госпожи Тории Солль...
Она выронила флакон; за темным стеклом тяжело качнулась волна гус
той вязкой жидкости. Небо, больше половины...
Темная вода на дне пруда. Глинистое дно; поднимая в воде струи се
рой глины, топают маленькие босые ноги. Теплая грязь продавливается
между розовыми пальцами; только ноги, выше колен солнечные блики на
поверхности пруда да иногда мокрый подол детского платьица...
На дне полно узловатых корней. Так легко наступить на острое, по
ранить, замутить и без того мутную воду твоей, девочка, кровью...
Она содрогнулась. Протянула руку, чтобы остановить и тогда толь
ко опомнилась. Бред. Нет никакого пруда; то было летом, когда смеялся
Эгерт...
Нету пруда. Есть Алана, о которой она даже не вспомнила все эти
дни. Ее девочка. Ее дочь.
Она оделась по привычке бесшумно, хоть и некого было будить.
Взяла свечку и вышла в предрассветный полумрак спящего дома.
Нянька сопела в первой комнате от входа; неслышно ступая, Тория
обогнула вздымающееся одеяло, отодвинула тяжелую занавеску и вошла в
теплые запахи детской.
Кроватка стояла под сереющим окном; прикрыв свечу ладонью, Тория
смотрела на утонувшую в подушке темноволосую голову и рядом еще одну,
фарфоровую, кукольную, с выпученными бессонными глазами.
Там, в ее комнате, остался наполовину полный флакон... Будь прок
лята ее слабость.
Тория длинно, со всхлипом вздохнула. Алана вздрогнула; еще не
проснувшись, приподнялась на локте, приоткрыла рот, готовясь заплакать.
Распахнула удивленные глаза:
Мама?!
Закусив губу, Тория опустилась на кроватку. Схватила дочь в объ
ятия, сжала, изо всех сил вдыхая ее запах, запах волос и сорочки, ладо
ней, кожи, локтей и подмышек, чувствуя губами щеточки ресниц и полоски
бровей. Кукла грохнулась на пол; Алана сдавленно вскрикнула, и, на се
кунду отстранившись, Тория увидела перепуганные, полные слез глаза:
Мамочка... А папа... А... Луар вернулся, да?
Нянька стояла в дверях. Подол ее рубашки колыхался над самым по
лом.