* * *
Людмилу вела вперед сила, которой она не находила названия. Да и не
искала. Ей было хорошо. Все удавалось. Ее узнали, ее повели к Мессии.
Почему узнали? Для чего повели? Вполне логично, с ее точки зрения, Людмила
объяснила себе, что на улицах КфарХабада, среди нелепых лисьих шапок и
черных широкополых шляп она выглядела белой вороной, и потому ее
непременно должны были отвести к Нему, чтобы Он знал с Ним не только
иудеи, но и самыесамые православные христиане, к каковым Людмила себя
причислила без малейших сомнений.
Андрей спотыкался, ему здесь не нравилось, он ничего не понимал по
мальчишеской дурости, и Людмила взяла сына за руку. Их ввели в дом, и ей
почудилось, что стены чутьчуть светятся, а от каждого человека исходит
какойто невидимый упругий поток энергии, который подталкивал ее,
показывая дорогу. Дверь открылась, и она вошла. Андрей отступил назад, но
она уже забыла о сыне.
Перед ней стоял Мессия.
Он улыбнулся и сказал несколько слов, обращаясь к комуто поверх ее
головы. Она искала взгляд Мессии и, встретив его, поняла, что больше не
отпустит. Об этом мужчине она мечтала всю жизнь. Хоть на край света. В
огонь и воду.
Сколько они так стояли? Минуту, не больше. За эту минуту Мессия
рассказал о себе все. И все узнал о ней. Как в шесть лет она едва не
умерла от дифтерита, и ей делали трахеотомию, след на шее виден до сих
пор. Как в двенадцать она едва не сошла с ума, потому что в подъезде на
нее набросился пьяный мужик и пытался чтото с ней сделать, и она визжала,
но ни одна сволочь не высунула носа из квартиры, а мужик, видно, испугался
и ушел, изорвав на ней платье и оставив на шее и щеках мерзкие следы
влажных губ. Как в шестнадцать она влюбилась в одноклассника и сдуру
рассказала ему о том мужике, потому что ничего более ужасного с ней в
жизни не происходило, и нужно было комуто об этом сказать родителям она
в тот вечер не сказала ни слова, они орали на нее за разорванное платье,
их не интересовала причина. А мальчишка ударил ее и назвал мерзким словом,
и с того вечера долгих семь лет она видеть не могла мужчин ни в каком
качестве: ни друзей, ни любимых, ни даже коллег. А все думали, что она
недотрога и мнит о себе. И только Илье както удалось... Она не знала
как, наверно, просто подошло время. Он не был лучше других красивее или
разговорчивее. Сейчас она думала, что не был. Сейчас она думала о нем
совсем не так, как тогда.
И еще она сказала Мессии, что Илья вовсе не был плохим отцом, и даже
мужем плохим не был тоже, он любил их, но по своему. Каждый человек
любит посвоему. И с этим нужно либо мириться и принимать, либо уходить.
Она думала, что любовь вовсе не то, что кажется Илье. И развелась с ним.
И не жалела.
Но чтото Илья с ней сделал. Приручил? Иногда ей казалось, что она
слышит его мысли за десятки, а потом и за тысячи километров. Голос был
тихим и произносил странные слова, которых она сначала не понимала, но
однажды, обнаружив оставленный Ильей при «отступлении» ивритрусский
словарь с транскрипцией, она отыскала в нем некоторые из тех слов, что
говорил ей голос бывшего мужа. И только тогда поняла, что голос вовсе не
был игрой ее воображения.
А когда по телевидению выступил Он, Мессия, и произнес фразу,
которую, как ей казалось, она тоже слышала от Ильи, она сразу поняла, что
должна делать.
И вот она здесь. Перед Ним. И Он такой, каким она Его себе
представляла. Каким ожидала увидеть.
Она любит его.
Вот и все.
Людмила стояла перед Мессией опустошенная, едва держась на ногах,
взрыв эмоций лишил ее сил, но ей и не нужны были больше силы. Зачем сила
женщине, если мужчина рядом?
Обожающий взгляд Людмилы сказал Мессии, что она именно та женщина,
которую он ждал всю сознательную жизнь, что женитьба на Дине была ошибкой.
Он знал, что Людмила придет к нему. Он еще вчера знал это. Все хорошо.
Теперь он будет вдвое сильнее.
На миг мелькнула мысль о сыне. Только на миг. Хаиму хорошо, он
умница, он все прекрасно поймет.
Илья Давидович протянул руку, провел Людмилу через всю комнату к
широкому дивану и усадил, но сам остался стоять, он и так уже нарушил
массу заповедей, это может быть неверно истолковано.
Плевать. Заповеди устанавливает он сам. Илья Давидович подошел к
двери, за которой стояли секретарихасиды, кивнул покровительственно и
демонстративно закрыл дверь.
И только оставшись с Людмилой наедине обратил внимание на то, что в
комнате нет ее сына.