4. Нападение
Минуту или две мы не произносим ни слова. Наконец Мартин спрашивает,
тупо глядя в одну точку:
Ты понял чтонибудь?
Как не понять. Все ясно. Мердок предлагает нам непыльную работенку.
Вероятно, связанную с элементарным шпионажем.
Ты же слышал, где?
Ну и что?
И сказал: подумаем.
А почему бы и не подумать? Ведь мы собираемся работать со Стилом.
И предавать его? Я не узнаю тебя, Юри.
Не торопись. Общение с Мердоком еще не предательство. Может, и Стилу
будет небезвыгодно это.
Не понимаю.
Мы должны быть в эпицентре этой игры. Нельзя познать нынешний «рай
без памяти», работая загонщиком скота или грузчиком.
Так завтра же расскажем все Стилу?
Опять торопишься. Спектакль Мердока еще не окончен.
Мартин крупными шагами меряет длину каюты по диагонали. Нервничает.
Ты имеешь в виду эту ночь?
Хотя бы.
И мы должны отсиживаться в каюте, когда на палубе начнется стрельба?
А у тебя есть оружие?
Иногда можно защищаться и без оружия. Ты думаешь, ей действительно
ничто не угрожает?
Мне вдруг становится ясным намек Мердока.
Ни ей, ни тем более сенатору, говорю я. И вообще никому из
пассажиров. Кроме тех, конечно, кому тоже вздумается пострелять.
Перестрелка будет с охранниками у кормового люка.
Мартин всетаки не понимает: вижу по его глазам. Ему очень хочется
узнать, почему именно у кормового люка.
Да потому, что в этот люк загружали серебряные слитки. Помнишь? Какой
же ты, к черту, репортер? Заметил, так сделай вывод. Самый ценный металл
в Городе серебро. Вероятно, основа его денежной системы. Золото на
планете пока не обнаружено. Если так, то как раз серебряные слитки и могут
быть целью потенциальных грабителей. Не пароходную же публику потрошить:
много риска и добыча невелика. А серебра в трюме две тонны, не меньше.
Могу допустить, что банда уже на пароходе, учитывая сказанное Мердоком.
Сам он, разумеется, в стороне: нельзя пачкать репутацию главы будущей
партии, но для роли закулисного организатора ограбления наш джентльмен,
несомненно, подходит. Его партии нужны деньги, а когда легальных средств
не хватает, прибегают к нелегальным. Впрочем, это только мое
предположение. Поживем увидим.
Гангстер, говорит Мартин.
Возможно.
Что же делать?
Ждать.
Мартин взбирается на верхнюю койку и ни о чем уже больше не спрашивает.
Ему, как и мне, есть над чем подумать. Я мысленно перебираю в памяти все
случившееся за день. Самое существенное появление Мердока и то, что
последует. Встреча со Стилом. Его рассказ заполнял белые пятна в картине
неузнаваемо изменившегося Городагосударства. Свои традиции, свое
житьебытье, свои моды, свой путь к знаниям. Пятьдесят лет назад ни
истории, ни географии не было сейчас к истории обращаются не только
школьники, но и политики, и географию дописывают местные Магелланы.
Конечно, коечто и не дотянули. Алгебру в школах изучают, а до квантовой
механики, наверно, не доросли. И в экономике, должно быть, то же самое.
Как в конце девятнадцатого. Соображай, Анохин, раздумывай. Промышленности
здешней ты еще не знаешь, но она есть, если газопровод построили. И
миллионеры уже есть; значит, кончился период первоначального накопления.
Вышли на сцену, как у нас говорят в учебниках, помещики и капиталисты. Ну
а рабочий класс? Коммунистов, судя по рассказу Стила, в стране пока нет,
но не может же его партия, столь разношерстная, сохранять во всем
трогательное единомыслие. Должны же быть у популистов свои «левые»,
способные правильно оценить производственные отношения в стране. Вот ихто
и надо найти...
Тут я снова возвращаюсь к визиту Мердока. Зачем ему наша близость к
сенатору понятно: агентурная информация о сенатской возне. Вероятно,
коекакая информация у него уже имеется. Но вдруг нам удастся копнуть
поглубже? С тигриной хваткой человек, что и говорить. Знает, что, если на
выборах опять победят популисты, никаких надежд на легализацию партии у
него не останется. А вдруг будут? Неоднородна ведь партия Стила, есть в
ней многие, которым, наверное, симпатичен Мердок. Не на них ли он
рассчитывает? Да и на Стила с нашей помощью поднажать можно. Вот этой
тактике мы должны противопоставить свою. Если уж помогать, то не Мердоку и
не Стилу, быть может, а кому мы это еще увидим.
Ждем, когда стрелять начнут. А выстрелов так и не слышно. Только шаги
по коридору, частые тяжелые шаги. Потом тишина. Пароход почемуто
замедляет ход, и я вижу в предрассветной полутьме за окном каюты, как
приближается черная стена леса на берегу. Значит, подходим к причалу. Но
где?
Что происходит? спрашивает, спустив ноги с верхней койки, Мартин.
Кажется, останавливаемся.
Пароход действительно причаливает к пристани летит мимо окна черная
змея швартового каната, и «Гекльберри Финн» замирает, покачиваясь у самого
берега.
Вот тутто и раздаются первые выстрелы. Несколько сразу, потом один за
другим, как будто ктото рядом открывает десятки бутылок шампанского.
Перестрелка, как я и думал, доносится с кормовой палубы.
Ктото осторожно стучит в дверь каюты.
Войдите.
Входит Мердок в сером пальтокрылатке.
Ну вот и все, джентльмены, говорит он.
А что случилось?
Какието пьяницы затеяли перестрелку на палубе. Их усмирили.
Вы же знали об этом.
Предполагал, пожимает плечами Мердок.
А где мы сейчас?
На полпути от Вудвилля. На лесной пристани.
Но ее нет в маршруте парохода.
Должно быть, недавно построили.
Специально, чтобы выгрузить серебро? Я не могу скрыть, пожалуй,
опасной иронии.
Мердок попрежнему невозмутим.
Вы догадливы, мсье Ано. Только не всегда следует показывать это
другим. Он приоткрывает дверь, чтобы уйти, и добавляет: К сожалению,
должен вас огорчить, джентльмены. Пароход не пойдет в Вудвилль.
А куда?
Вероятно, обратно.
Но у парохода свой маршрут.
Он изменен.
И капитан согласился?
Его убедили.
Понятно, говорю я. Некто заинтересованный старается выиграть
время. Вы, конечно, сходите здесь?
Увы, я вынужден, как и все пассажиры, отплыть обратно. Приходится
подчиниться необходимости.
У сенатора другие намерения, дерзко вмешивается Мартин.
Это учтено. Поместье сенатора поблизости, вверх по Реке. Ему
предоставят лодку и гребцов, чтобы он смог добраться туда.
Зачем гребцов? протестует Мартин. Мы с Ано охотно сядем на весла.
Я, видимо, недооценивал Мартина: он сообразительнее. И Мердока его
предложение явно устраивает.
Превосходно, соглашается он, я поговорю с капитаном.
Так мы оказываемся на борту лодки, достаточно вместительной и ходкой,
чтобы преодолеть неторопливое течение реки, которую здесь попрежнему
называют Рекой, без имени. Она памятна нам еще с прошлого посещения.
Сенатор Стил с племянницей Минни, укутанные в одеяла, сидят на корме,
не понимая, что случилось. Я не рискнул рассказать им о визите Мердока и о
государственном серебре, выгруженном на этой пристани. Очевидно, операция
была давно задумана и подготовлена, капитана купили, а пароход вернули в
Сильвервилль, чтобы выиграть время, как я и сказал Мердоку. Любопытно, что
лодку спускали на воду не матросы, а молчаливые парни в темных коротких
куртках и широкополых шляпах.
Погляди внимательно, шепнул мне Мартин.
На что?
На повязки.
Какие повязки?
На рукавах.
Действительно, у каждого из этих людей на рукаве блестела повязка из
позументной тесьмы не то золотого, не то серебряного цвета. «Знак
принадлежности к партии реставраторов», сообразил я. В причастности
Мердока к экспроприации можно было не сомневаться. Охранников подавили,
матросов загнали в кубрик, выскочивших пассажиров в каюты, а серебро,
вероятно, уже начали грузить в обоз, поджидающий на лесной дороге у
пристани. Хорошо, что Стил так ни о чем и не догадался, иначе не избежать
бы ему стычки с Мердоком. Не вызвал у него подозрений и растерянный
шепоток капитана, уверявшего в необходимости вернуть пароход в
Сельвервилль, поэтому он сравнительно легко принял наше с Мартином
предложение добраться до его поместья на лодке.
Скоро? спрашиваю я у него.
Сенатор вглядывается в неясные очертания берега.
Думаю, через полчаса доберемся до устья... А что всетаки произошло с
пароходом? возвращается он к мучившему его вопросу. Капитан твердил
какуюто несуразицу, пассажиры, выбежавшие со мной, тоже ничего не поняли.
Какието выстрелы, какаято суета. Кто это стрелял?
Мало ли у вас в Сильвервилле стреляют? говорю я. Открывать сенатору
суть происшедшего пока не следует.
В Сильвервилле да, соглашается он. В Городе же право на
огнестрельное оружие имеет только полиция.
Когдато вы стреляли в полицию, не без иронии замечает Мартин.
То была совсем другая полиция. А эта служит народу.
Вы хотите сказать государству, поправляю я. Мне очень хочется
полнее раскрыть Стила.
Государство это народ и его хозяйство, заявляет он, как с
сенатской трибуны.
Но ведь народ неоднородная масса. Я ищу слова, подходящие для
понимания Стила. Это богатые и бедные, аграрии и мелкие фермеры,
заводовладельцы и рабочие, хозяева и слуги. И народным хозяйством
управляют, увы, не слуги, а хозяева.
А как же иначе? искренне удивляется Стил. Правда, хозяева бывают
разные. Одни больше заботятся о благе народа, другие меньше. У нас в
сенате больше Двух третей популисты защитники народа.
Но не все же популисты единомышленники? снова подбираюсь я к
главному.
Сенатор не принимает вызов.
Есть, конечно, горячие головы, их приходится остужать... нехотя
цедит он. Кстати, за этим мыском и находится устье канала, а там и
поместье недалеко, меняет он тему. И только после нескольких наших
гребков добавляет: По своему состоянию и положению я мог бы вступить в
партию «джентльменов». У меня несколько тысяч акров земли, скотоводческое
ранчо, молочная ферма и прочные связи с оптовиками. Но я, как и отец,
предпочитаю быть популистом. Народником.
Нет, это был не Стилотец, занимавшийся сельским хозяйством вопреки
полицейским законам, не Стилреволюционер и подпольщик, а
Стилземлевладелец, Стилсенатор, хорошо усвоивший разницу между хозяевами
и слугами.
Так мы еще ближе подошли к пониманию современного «рая без памяти».