38. Началась Увертюра
Решена, но отсрочена. И не по нашей вине. Корсон Бойл любил
неожиданности.
Он примчался верхом, как обычно, но на этот раз, несмотря на не близкий
путь и не легкую скачку, не обнаружил и тени усталости. Глаза даже
улыбались, но не весело и не добро. Возраставшая тучность, казалось,
совсем не стесняла его: он сел даже не в кресло, а на скамью, подвинув ее
углом к столу без особых усилий и без одышки.
Я встал.
– Сядь, пока кто–нибудь не сел на твое место.
Кардинал гневался, и я знал почему. Онэ все–таки сумел воспользоваться
телефоном.
– С кем ты встречался в каменоломне? – спросил он в упор без всяких
подходов.
– С главарями очередного возмущения в Майн–Сити. – Я не замедлил ни
секунды с ответом.
Этого он не ожидал, даже растерялся, уронил и поймал сигару. Я никогда
еще не видел растерянного диктатора и не преминул насладиться зрелищем.
– Сформулируйте все ваши вопросы, комиссар, – осмелился я продолжить
ледяным тоном. – Полагаю, что все они относятся к моему поведению в
лагере. Мне будет проще ответить, а вам легче понять.
Бойл уже овладел собой.
– Смелость хороша, пока не становится глупостью. А глупость отнюдь не
способствует долголетию.
Я улыбнулся, страшно не было. В папке в столе у меня лежал верный
выигрыш.
– Я знаю, что вы хотите спросить, – сказал я, игнорируя его реплику. –
Почему я отменил собак и плетки? Почему перевел Стила в канцелярию? Как и
зачем связался с подпольщиками?..
– И еще вопрос... – перебил Бойл.
– Знаю. Почему убиты семеро чиновников, непосредственно вам
подотчетных?
Он молча пожевал губами. А что ему еще оставалось делать? Ведь я
перечислил все, что донес по телефону Онэ.
– Вспомните вашу директиву, – продолжал я, не давая ему возможности
перейти в контратаку, – самое важное сейчас – это повысить выработку на
всех участках. Для этого я отменил собак и плетки. Для этого и перевел
Стила к себе: без него я не сумел бы связаться с зачинщиками побега. Они
согласились на встречу в темноте с полной гарантией безопасности. Я дал
эту гарантию в обмен на отсрочку побега и повышение суточной выработки.
Правда, семерых служак пришлось принести в жертву, но ставка стоила
выигрыша.
– А где же выигрыш?
Я молча протянул ему неизвестный Онэ листок с показателями суточных
норм выработки на всех участках лагеря. Бойл взглянул, перечел еще раз и
спросил все еще недоверчиво:
– Сначала Шнелль, теперь эти семеро. Не много ли на себя берешь?
– А если игра пойдет крупнее?
– Ну, играй, если выигрываешь. Только береги наиболее ценных.
– Я берегу вас, – сказал я.
Может быть, поэтому он и не стал уточнять. Но я знал, кого он имел в
виду, и усмехнулся при мысли, что именно Онэ будет очередной жертвой. К
вечеру, когда Бойл был уже в своей городской резиденции, я вызвал Онэ.
– Вы просили о поездке в Город, – начал я, смотря ему прямо в глаза,
буквально излучавшие служебное усердие. – Я говорил с комиссаром. Он
разрешил.
Служебное усердие сменилось удивлением и растерянностью. Поездка в
Город была уже не нужна. Я угадал.
– Сейчас в этом уже нет надобности, – подтвердил мою догадку Онэ.
Я сыграл высокомерное недовольство.
– Не понимаю вас, Онэ. То вы просите о поездке, то вдруг от нее
отказываетесь. Мне надоели ваши капризы. Комиссар разрешил вам однодневный
отпуск – так выполняйте.
Он задумался: мавр сделал свое дело – зачем же ему уходить?
– А можно отсрочить?
– Нет, – отрезал я, – выезжайте с очередным угольным эшелоном. В
служебном вагоне. Все.
– Но ведь эшелон уйдет только поздно вечером.
– Подождете до утра на товарной станции.
– Но я ничего не вижу в темноте.
– Возьмите провожатого. Джемс охотно проводит вас.
– Я предпочту кого–нибудь из блок–боссов, – сухо ответил Онэ. Он уже
понял, что выхода нет.
– Послезавтра утром быть на работе, – сказал я, зная, что никакого
«послезавтра» для него уже не будет.
Онэ вышел, даже не взглянув на поджидавшего в канцелярии Джемса. Тот
всегда дожидался ухода Онэ, чтобы поговорить со мной.
– Слыхал? – усмехнулся он, кивнув на грохотнувшую дверь.
– Не клюет? – спросил я.
– Не клюет. Сообщил ему о твоей ночной экскурсии, а он: «Не дело писаря
следить за начальством». Предложил поужинать – «с подчиненными не ужинаю».
Вчера вечером ушел из ресторана с Пикэ.
– Кто этот Пикэ?
– Блок–босс из седьмого.
– Не жалко.
– Кого?
– Обоих. Онэ сегодня вечером уезжает с угольным эшелоном в Город.
Ужасно не хотел.
– Понятно. С кем пойдет к поезду?
– Предложил тебя. Отказался.
– Значит, с Пикэ. Ты прав – не жалко. Эшелон уходит в одиннадцать.
Успеем.
– Учтите: в бараке, кроме блок–босса, дежурит и постовой.
– После ухода Пикэ в седьмом останутся двое. А у нас есть спирт и
брага.
– Все равно действуйте осторожней. Дорога к поезду мимо шахт на
полкилометра простреливается.
– За шахтами перелесок и ни одного патрульного.
– Не промахнитесь. Ошибка недопустима.
Джемс только засмеялся в ответ.
А я представил себе, что произойдет утром. Онэ и Пикэ исчезнут. В
Городе их не ждут – беспокоиться некому. Дежурного и постового за пьянку я
отправлю на лесоповал. Телефон только у меня, а если позвонит Бойл во
время моего отсутствия, трубку снимет Оливье или Джемс.
До «золотого дня», как официально именовался предстоящий праздник,
оставалось четверо суток, а увертюра к «опере нищих» уже началась. Завтра
я рапортую Бойлу о новом повышении выработки на рудниках и в шахтах и
смогу сдать все явные и тайные дела Оливье.
В эти дни я должен быть в Городе.
